Вызовы для российского приграничья в первой половине XXI века с позиций поведенческой геоэкономики

Автор: Неверов Александр Николаевичдоктор экономических наук, доцент, директор института психолого-экономических исследований.

Аннотация: В работе на основе применения постулатов поведенческой геоэкономики делается попытка спрогнозировать вызовы для регионов российского приграничья в первой половине XXI века. Значительное внимание уделено методологическим вопросам. Основу подхода образуют агентный подход и концепция геоэкономической субъектности. Исходя из выделенных методологических принципов, а также на основе подбора и анализа статистических данных было проведено построение, расчет и верификация комплексной модели субъектности пограничных с РФ государств и приграничных регионов данных государств и российских регионов а период с 1990 по 2019 гг. (на основе данных Всемирного банка и Росстата). Проведенный анализ позволил выделить ключевой вызов и выйти на три базовых сценария геоэкономического развития регионов российского приграничья.

УДК 327.2

CHALLENGES FOR THE RUSSIAN BORDER REGION IN THE FIRST HALF XXI CENTURY FROM THE POSITION OF BEHAVIORAL GEOECONOMICS

Author: Neverov Alexander Nikolaevich

Abstract: Based on the application of the postulates of behavioral geoeconomics, an attempt is made to predict the challenges for the regions of the Russian borderlands in the first half of the 21st century. Considerable attention is paid to methodological issues. The approach is based on the agent-based approach and the concept of geoeconomic subjectivity. Based on the selected methodological principles, as well as on the basis of the selection and analysis of statistical data, the construction, calculation and verification of a comprehensive model of the subjectness of the states bordering the Russian Federation and border regions of these states and Russian regions was carried out during the period from 1990 to 2019. (based on data from the World Bank and Rosstat). The analysis made it possible to identify the key challenge and reach three basic scenarios for the geo-economic development of the regions of the Russian borderlands.

Ключевые слова: поведенческая геоэкономика, геополитика, субъектность, сила, приграничные регионы

Keywords: behavioral economics, geopolitics, subjectness, power, border regions

Трансформация глобальной системы международных отношений, запущенная процессом распада СССР и СЭВ, развивающаяся в русле глобализации как основной тенденции, и локализации и регионализации мирового политико-экономического пространства как контртенденций, требует разработки сообразных новым вызовам технологий комплексной оценки и прогнозирования изменения геополитического и геоэкономического положения государств. Наличие подобного инструментария с одной стороны, способно обеспечить стабилизацию общемировой политической системы, прежде всего, за счет снижения уровня фундаментальной неопределенности в ней, с другой стороны, способно создать для страны-разработчика фундаментальное конкурентное преимущество в текущей зоне политической турбулентности. В качестве одного из возможных путей решения данной задачи, нами некоторое время назад был предложен конструкт «поведенческая геоэкономика», в основе которого лежит попытка построения подлинно поведенческой модели государства [1 – 3]. В рамках данного подхода, любое государство (страна) рассматривается как экономический агент не равный по сумме количеству экономических агентов, работающих на территории страны, поскольку каждое домохозяйство, фирма, индивид, общественное объединение в той или иной (но всегда отличной от нуля) степени обладает свободой действий. Таким образом, все экономические агенты, разделяемые по типам на индивидов, домохозяйства, фирмы, государства и регионы, фактически работают в рамках одного общего геоэкономического пространства. За счет этого принципа происходит отказ от уровневого или индивидуалистического подходов к рассмотрению геополитических процессов. Критериями для выделения агентов любого типа выступают: 1) обособленность бюджета; 2) наличие самостоятельной ценностной структуры. Общая идея поведенческой геоэкономики состоит в выдвижении гипотезы о том, что государство (страна) как экономический агент имеет в первую очередь различные виды ресурсов: а) институты, б) когнитивные особенности (менталитет, культура, уровень и содержание развития науки и образования на национальном языке), в) территория. При этом природные ресурсы выступают эффектом от территории и развития технологий. С позиции разработки институтов государство — это экономический агент, конкурирующий за привлечение на свою территорию или создание на ней максимального числа эффективных экономических агентов других классов: домохозяйств и фирм.

Одним из ключевых постулатов при этом выступает дихотомия систем (пространств действия агентов) и агентов (действующих акторов, различающихся по уровню субъектности), обоснованная нами в 2012 году [4].

Надо отметить, что проблема поиска параметра сопоставления степени влияния, действия и т.п. параметров взаимоотношений государств на международной арене имеют долгую историю. По-видимому, современный уровень политического анализа в значительной степени базируется на концепции Г. Моргентау, в которой выделяется общий интегративный параметр “power”, не имеющий буквального перевода на русский язык (поскольку в русском языке он может быть переведен как «мощь», «энергия», «сила», «власть» и т.д.). Данный концепт выступает стержневым для обозначения предмета геополитической борьбы и международных отношений (“International politics like all politics, is a struggle for power”[7]). При этом, по мнению Г. Моргентау, концепт «политическая сила» (“political power”) выступает одним из наиболее сложных и дискутируемых проблем в политической науке. В значительной степени эта оценка справедлива и для сегодняшнего дня. Данный термин изначально рассматривается как близкий к экономическому подходу в международных отношениях (например: [8]). Насколько можно судить, сегодня существует два устоявшихся базовых методологических подхода к расчету “power”: а) относительный: в рамках которого общая возможность действий на геополитической арене всех государств оценивается как 100%, которые затем в зависимости от совокупности выделяемых конкретным исследователем факторов, определяющих этот параметр, распределяются между государствами (в таком случае получается, что рост показателя у одного из государств автоматически означает уменьшение значения показателя у всех других государств); б) абсолютный: в рамках которого показатель рассматривается как независимый от его значения у других государств. Для ценностного измерения геоэкономического потенциала государств в эпоху распада СССР американскими ученым Дж. Наем введен показатель “soft power” (обычно переводится на русский язык как «мягкая сила» или «мягкая власть») [9], а после вторжения США в Ирак – термин «smart power», призванный отразить комбинацию традиционного значения “power” в международных отношениях с «мягкой силой». В итоге англосаксонская аналитическая традиция в целях сопоставления геополитических возможностей государств пользуется концептом, который на русский язык может быть переведен как сила, мощь и т.д. Сложность переноса данного концепта в отечественный смысловой ряд международных исследований провоцирует неоднозначность его восприятия со стороны населения страны и на уровне политико-формирующих кругов нашей страны. Между тем в отечественной психологической науке, начиная с 1920-х гг. развивается общий подход, который обозначен как субъектно-деятельностный. В рамках данного подхода, имеющего в своем основании немецкую школу классической философии (И. Кант, Г.В.Ф. Гегель и др.), близкой по смыслу, но не тождественной категорией, выступает категория «субъектности», под которой понимается принцип «творческой самодеятельности человека» [10]. В работах академика РАН А.Л. Журавлева он развит до уровня коллективного субъекта (См.: [11-12]). Начиная с 2008 года осуществляются попытки переноса данного конструкта в сферу политической науки (см. напр.:[13-14]), в сферу международных отношений и социально-экономической эволюции (см., напр.: [15-20]). Укорененность концепта «субъектность» в отечественную социально-гуманитарную научную традицию делает его более конкурентным для построения оригинальных концепций как в сфере внутренней политики, так и, прежде всего, в обеспечении разработки стратегий геополитических и геоэкономических действий России. Однако, на сегодняшний день, существуют только качественные методы оценки уровня субъектности государств (прежде всего на базе экспертных оценок и когнитивных моделей). В этой связи, разработка количественной технологии измерения уровня и динамики субъектности государств и регионов в целях выхода на геоэкономическую стратегию России в первой половине XXI века представляется актуальной задачей.

Основываясь на комбинации указанных концептуальных оснований и разработанных в работах К. Левина [5] и Н.А. Бернштейна [6] нами был проведен анализ соотношения динамики геоэкономической субъектности РФ и стран, которые имеют общую границу с РФ в страновом и региональном измерениях. Одновременно с этим, был проведен анализ динамики ценностных ориентаций населения в РФ и Республике Казахстан в разрезе индивидуальной и гражданской идентичностей (т.е. при формировании ценностных профилей «за себя» и «за страну»).

Исходя из выделенных методологических принципов, а также на основе подбора и анализа статистических данных было проведено построение, расчет и верификация комплексной модели субъектности пограничных с РФ государств и приграничных регионов данных государств и российских регионов а период с 1990 по 2019 гг. (на основе данных Всемирного банка и Росстата).

В итоге было выявлен основной вызов для приграничных регионов РФ, заключающийся в необходимости осуществления геоэкономического выбора между позициями агента и территории, который каждый из регионов вынужден будет сделать в период до 2030 года. Каждый из вариантов несет в себе определенные риски как для государства, так и для самих регионов. В рамках агентного варианта (т.е. курса приграничного региона на статус экономического агента) возникает угроза курса на экономический сепаратизм. При несомненной выгоде данного сценария для региона, в его рамках потребуется очень внимательная и аккуратная политика регионального руководства. Одновременно с этим, государство должно будет пересмотреть свою политику относительно приграничных регионов в сторону нового подхода, который мы условно обозначили как «региональная многополярность» геоэкономического пространства России. «Территориальный сценарий» для тех регионов, которые его выберут в горизонте до 2030 г., чреват такими рисками как хаотизация региональных процессов, отрицательные показатели миграции экономически активного населения и ростом общей социально-экономической напряженности.

Полученные сценарии планируется проанализировать с помощью качественных методов и сопоставить с имеющимися экспертно-аналитическими оценками развития геополитической ситуации.
Вышеизложенное выступит основой для анализа сценариев изменения геоэкономического положения России в период 2022-2060 гг. с выходом на выделение и описание целевого сценария геоэкономического развития России в указанный период 2022-2060 гг., а также на выявление ключевых индикаторов и описание возможных мероприятий по выводу РФ в целевой сценарий геоэкономического развития в период до 2060 г.

Использованная литература:

1. Неверов А.Н. Поведенческая геоэкономика: постановка проблемы //Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Гуманитарные и общественные науки. 2019. №2. С. 36-45. 

2. Неверов А.Н. К проблеме анализа поведения государств как экономических агентов //Экономическая психология: прошлое, настоящее, будущее. 2019. Т. 4. №4. С. 150-154. 

3. Неверов А.Н., Маркелов А.Ю. К проблеме моделирования стратегического поведения государств в геоэкономике// Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Гуманитарные и общественные науки. 2020. №4. С. 32—41.

4. Неверов А.Н. Концепция ноосферной стадии эволюции социально-экономических систем: дисс. … д-ра экон. наук. – Саратов: СГСЭУ, 2012. 

5. Левин К. Динамическая психология. – М.: Смысл, 2001. – 572 с.

6. Бернштейн Н.А. Физиология движений и активность. – М.: Наука, 1990. – 504 с.

7. Morgenthau H.J. Politics Among Nations. The Struggle for Power and Peace, 1948

8. Robbins L. The economic causes of War. 1939.

9. Най Дж. Гибкая сила. Как добиться успеха в мировой политике. – М.: Тренд, 2006. – 397 с.

10. Рубинштейн С.Л., 1922.

11. Журавлёв А. Л., Емельянова Т. П. Психология больших социальных групп как коллективных субъектов // Психол. журнал. 2009. Т. 30. № 3. С. 5—15 ; 

12. Журавлёв А. Л. Психология совместной деятельности. М. : Изд-во «Ин-т психологии РАН», 2005. 640 с.

13. Гомеров И.Н. Субъект как смысловое ядро политической субъектности // Развитие территорий : ежекв. науч. журн. 2015. № 3. С. 51—62; 

14. Гомеров И.Н. Политическая субъектность России //Развитие территорий. 2016. № 2 (5).

15. Неверов А.Н. Субъектная позиция как основа психолого-экономического развития //Вестник СГСЭУ. 2007. №2(16). С. 179-182; 

16. Неверов А.Н. Экономико-психологические факторы общественного развития. – Саратов, 2008; 

17. Неверов А.Н. Капитал и диффузия субъектности. – Саратов, 2009; 

18. Чурилов Е. Белорусская субъектность и континентальная интеграция //Россия в глобальной политике. 2013. №4. https://globalaffairs.ru/articles/v-poiskah-idei-severa/; 

19. Ковалева А.О. Япония: эволюция геополитической субъектности //Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота, 2015. № 6 (56): в 2-х ч. Ч. I. C. 89-93.

20. Политическая субъектность региональных социумов и элит: динамика, проблемы и перспективы. Сборник научных статей по материалам международной научно-практической конференции. /Отв. редактор А.А. Вилков. – Саратов: Издательство «Саратовский источник», 2014. – 199 с.

Поделиться:

 

Последние новости: